- Мёртвая дееевочкааааа, мёртвые плеэээчики, мёртвые пальчикииии, мёртвая за...
Грэхем был сильно навеселе и икающей поющей косинусоидой брёл куда-то, где его никогда не любили, никогда не ждали, но, в общем-то, давали выспаться и пожрать. То есть в свою холостяцкую берлогу.
Дорога его пролегала сквозь большую часть вертикальных стен Виспершира, три собачьих будки, две ванные комнаты с ничего не подозревающими намыленными девушками за прозрачными занавесками и пять пабов. В каждом из них Грэхем почёрпывал жидкое и искристое вдохновение для нового куплета своей заунывной песни о мёртвых частях тела.
- Мёртвые чеееелюсти, мёртвые хряааащики, мёртвые лёёёгкие, мёртвое всё.
Оказавшись в Двубережном парке, он ничуть не удивился. В этот вечер он решительно не удивлялся. Ни тому, что земля иногда вставала дыбом и била его по лбу, ни тому, что бутылки так быстро пустели, а бармены так скоро переставали улыбаться, ни тому, что ни один шкафоподобный вышибала не согласился на секс "прямздесь, красавчик, я знаю, что ты мечтаешь побыть моей девочкой!"
Сидящий на скамейке ангел тоже не удивил. Где ему ещё быть, если никто иной, как Хаагенти, самолично сжёг его квартиру и осквернил голыми танцами? Вариант психиатрической лечебницы не рассматривался, всё-таки Алистер был довольно крепок духом.
Вдумчиво косея на какого-то слишком неподвижного друга, Грэхем исполнил ещё один куплет песни мёртвых. Помахал рукой перед неподвижным лицом и не добился никакой реакции. Плюхнулся на скамейку рядом и задумался. Через несколько минут Генри разбудил собственный храп.
Сон не то чтобы освежил, но попытка задуматься всё-таки слегка пробудила мыслительные способности.
- Ты обдолбанный, что ли? - Генри нежно дохнул в лицо Кэрролла концентрированным перегаром. Голубые ангельские глаза глядели всё так же всепрощающе, но значительно глубже реальности. Почесав переносицу, Грэхем понял, что имеет дело с временно опустевшей оболочкой, в то время как сам Метатрон занимается чем-то ужасно интересным в другом месте.
Последовать за ним оказалось легко: канал был уже пробит, а путь освещался святым духом. Не верх приятности для убеждённого демона, но жить можно.
- Мёртвая дееевственность, мёртвые рёёёбрышки, мёртвые пяяяточки, мёртвая грудь! - пропел Грэхем, оказавшись в лиловом неизвестно где. Под ним разворачивались психоделические пейзажи, сверху пялилось одноглазое небо.
Он стоял на голове колоссального золотого идола, возвышающегося над всем этим миром. Свесившись вниз, Грэхему удалось разглядеть лицо. Своё собственное, только в масштабе тысяча к одному. Ну, и с учётом того, что конкретно сейчас сам демон больше напоминал многократно облизанного сахарного человечка с оплывающими частями тела.
Идол имени Генри Великолепного попирал ногами всё и, судя по всему, угрожал этому всему изнасилованием в особо крупных размерах. Грэхем не понял, где он, но подумал, что тут ему явно рады.
Он разглядывал землю или что-то, похожее на неё, любовался расцветками, формами и извращениями. Несмотря на знакомую ауру Благодати, опознать гигантского бурундука оказалось сложно.
Когда же удалось, Хаагенти замахал руками, рассыпая песчинки сахара, и заорал на весь этот мир:
- Метатрон, будь здоров! Греби сюда, смотри, как тут круто, смотри, какой у меня!

Как бы странно это ни звучало, но за долгие годы жизни профессор Кэрролл ни разу не столкнулся с обычным бытовым хамством. Тирады Хаагенти не в счёт – демоны так не ругаются, демоны так разговаривают. Всего лишь несколькими словами, ни одно из которых не попадало в разряд нецензурных, незнакомая лягушка во сне стремительно взрослеющей студентки умудрилась вогнать бурундука в депрессию на несколько незабываемых секунд. Впрочем, утопая в неожиданно бирюзовой обиде, Алистер подумал, что в речах лягушки было нечто неуловимо напоминающее мисс Уиллоу. Само собой, студентка никогда не позволяла себе так разговаривать с преподавателем, но профессор был уверен, что истина где-то рядом. Возможно, истина – та самая пурпурная медуза, что мгновением раньше проплыла мимо, оставив на память искрящий ожёг.
― Где ваше чувство такта, юная мисс? ― укоризненно обратился бурундук к лягушке. ― Где ваше воспитание? И куда подевались ваши перепончатые лапы?
Озадаченный таким количеством вопросов, Кэрролл совершенно упустил из вида разрастающуюся за его спиной опасность. И повезло же бурундуку, что смертельная угроза, так и не коснувшись синей пушистости, взорвалась потрясающим фейерверком.
― Генри? ― обернувшись на оклик, Алистер увидел феерию красок, сахарного человечка и золотую статую, несколько приукрашивающую неоспоримые достоинства Хаагенти. По крайней мере, наличие и облик статуи помогли учёному уму осознать масштабы трагедии, развернувшейся в пределах Хайди.
«Надо бы порекомендовать ей сходить к Франку на приём, тут для него непочатый край работы» ― подумал бурундук, нервически разглаживая на себе полоски.
― Не слишком приятное место, смею заметить, ― тактично ответил Кэрролл на восторженные возгласы сахарного демона.
И снова внимание преобразившейся лягушки хлёстко полоснуло бурундука по загривку.
― Юной леди не пристало разбрасываться подобными предложениями! Где ваша скромность? Где ваши манеры? И где мой арахис?