Виктор Пайтон не любил развлекаться. Сам себе он в этом признавался с трудом - это делало его менее похожим на нормального человека, чем ему хотелось бы. Разрезая ленточку и произнося приличествующую случаю речь, мэр вполне наслаждался исполнением своих прямых обязанностей. Однако, в тот момент, когда он вошел в лабиринт, он почувствовал неотвратимо наступающие "развлечение" и "приятное времяпрепровождение".
Пожалуй, стоит воспринять эту прогулку, как рабочую. Пройтись по этому интересному, хотя и абсурдному... и в общем-то абсолютно бесполезному сооружению, побыть в окружении своих верных избирателей, бессмысленно слоняющихся здесь в надежде на острые ощущения. Стать ближе к народу, немного заблудиться и подумать о работе.
Настроение слегка выровнялось. Мэр продолжал отвечать на приветствия гуляющих, постепенно полностью погружаясь в размышления о городских делах. Он бы с удовольствием уже свернул в какой-нибудь коварный закоулок, но его немного беспокоила судьба мисс Тернер. Он не думал, что она может потеряться и испугаться. Его скорее заботило, что такой перфекционист, как мисс Тернер может очень расстроится, не справившись с лабиринтом с первого раза. Марджери очень не любила чувствовать себя беспомощной и, хуже того, некомпетентной. Так что Пайтон решил никуда не отходить от мисс Тернер и, если и теряться, то вместе. К тому же его размышлениям Марджери нисколько не мешала, так как сама казалась глубоко погруженной в свои мысли.

Сегодня у Харди случился праздник пуза, гастрита и начинающейся язвы – шеф наконец-то нашёл время для кухни и результат оказался поистине потрясающ. Впрочем, Киту некогда было распробовать все вкусовые грани гастрономических изысков (простые и всем понятные блюда Аристотель просто не умел готовить), он торопливо ел и конвертировал в жир всё, нажитое посильным трудом.
Сытно питался Харди не так уж часто, а потому, наполнив желудок и прочие, поделившиеся местом органы, главный и единственный помощник гения сыскного дела, решительно устремился к своему дивану. Обычно подобные устремления прерывались самым бестактным образом и этот раз не был исключением. Проводив диван взглядом, полным вселенской грусти, Кит поплёлся следом за фонтанирующим идеями начальством.
- Шеф, убийство произошло в цирке, вон до сих пор всё огорожено оранжевыми лентами, - Харди откровенно перестал понимать, куда они направляются, если не на место преступления, однако отказываться от своей порции сахарной ваты не стал.
Обычное для выходного праздничного дня столпотворение образовалось на перекрёстке, ведущем к разным аттракционам. Стайки детишек, организованные группы старичков – все проходили мимо ларька с сахарной ватой и никто из них не остановился, чтобы купить. – С этой ватой что-то не так? Или с кэнди-боем тут стараются не дружить? – меньше всего Киту сейчас хотелось бы отравиться и расстаться со всей честно наетой вкуснотой. Между тем, увидев, куда Кейнса тащит его интуиция, Харди готов был на веки вечные обосноваться у прилавка сувениров. Боязнь замкнутых пространств – та ещё неприятная история.
- Вы уверены, что Кардиолог сразу после цирка отправился в парк на продолжение банкета? – если бы Аристотель прислушивался к интонациям подчинённого, то заметил бы в этой фразе ту самую тонкую грань между сарказмом и профессиональным воодушевлением. Кейнс даже мебельным гарнитуром способен был вдохновить на великие свершения, Киту оставалось лишь послушно плыть в указанном направлении. Вот только направление его не радовало совершенно. Бродить по тёмным, переплетающимся коридорам, затянутым в зеркала, загадочно мерцающие в приглушённом свете, было далеко не тем занятием, которому Харди готов был уделить свободное время.
Люди заходили в лабиринт и выходили из него, улыбаясь, увлечённо обсуждая затейливый аттракцион. Тем не менее, Кит послушно занёс на вражескую территорию свои стоптанные в слежках ботинки.
- Шеф, вы правда считаете, что нам нужно разделиться? Что если взять его в одиночку просто невозможно? – второму лицу агентства ни в какую не хотелось расставаться с первым, но приказы Аристотеля редко обсуждались. Тяжело вздохнув и вооружившись фонариком, Харди побрёл прочь от выхода, начальства и солнечного света.

В отличие от большинства политических деятелей самого разного масштаба, мисс Тёрнер не любила быть на виду. Ей не нравились всевозможные шумные кампании с раздачей листовок и бесплатных сладостей, популистские мероприятия, где премьер-министр катается на слоне вместе с беспризорниками и прочие лотереи невиданной щедрости с целью завоевать неоправданную любовь народа. По мнению Марджери, настоящий политик должен завоёвывает симпатии публики настоящими делами, и мистер Пайтон ни разу ещё не дал своей помощнице повода усомниться в нём на этот счёт. В силу всех вышеупомянутых причин мисс Тёрнер нисколько не сомневалась, что шеф разделяет её взгляды на народные гуляния и бессмысленные увеселения, а, следовательно, стоило помочь ему как можно быстрее и безболезненнее выпутаться из этой ситуации без ущерба для имиджа.
Стоя за плечом мэра и улыбаясь фотокамерам самой беззаботной улыбкой из категории "профессиональных", Марджери пронаблюдала за перерезанием ленточки, помахала охране и публике и вслед за начальством вступила под своды лабиринта.
Судя по первому впечатлению, аттракцион "Выхода нет" вполне соответствовал своему излишне дьявольскому на взгляд мисс Тёрнер, названию: множество зеркал и зеркальных коридоров и настоящая толпа отражений, готовых в любой момент указать нерадивому ложный путь. Всё это всерьёз запутывало, замедляло возможный выход из лабиринта и, кажется, было лишено банальной логики. Подобная ситуация не могла не раздосадовать, и, конечно, мисс Тёрнер немедленно начала досадовать.
Подойдя к одному из своих отражений, она Маржери осторожно потрогала зеркальную поверхность в надежде обнаружить за ней дверь. Не преуспела и оглянулась на мистера Пайтона: как он воспримет эту неудачу, и не настроен ли мэр, против обыкновения, на то, чтобы бессмысленно развлечься? Не обнаружив тревожных признаков, мисс Тёрнер решилась.
- Сэр, мне кажется, что, несмотря на внешнюю сложность, этот лабиринт - достаточно поверхностное явление, - осторожно начала она. - Мы сможем выбраться из него и вернуться к делам, если последуем стандартным логическим правилам на этот случай. Заодно продемонстрируем гуляющим своим примером, какое это весёлое и простое развлечение.
Решительно цокая каблуками, мисс Тёрнер вошла в один из боковых коридоров и слегка вздрогнула, столкнувшись с сосредоточенно нахмурившейся собой. Отогнав иррациональное и неуместное ощущение жути, она решительно коснулась зеркальной стены.
- Это называется правилом левой руки, - Марджери повысила голос, чтобы мэру было хорошо её слышно. - Надо держаться левой рукой за стену и, что бы ни случилось, идти вперёд, не отрывая руки и не сбиваясь. Тогда рано или поздно лабиринт кончится, - бодро закончила она и решительно зашагала по коридору, уверенная, что мистер Пайтон последует за ней, если, конечно, не пожелает опробовать какой-нибудь собственный, только что изобретённый метод выхода из лабиринта.

Для каждого работоспособного существа будь то демон, ангел, человек или даже призрак работа имеет свое значение. Для кого-то это каторга, для кого-то дар божий; кто-то ее любит и не видит без нее своей жизни, а кто-то лишь выполняет определенный алгоритм действий, чтобы получить за него вознаграждение чаще всего в денежном эквиваленте; одни собираются сменить опостылевшее рабочее место вот уже пятнадцать лет, а другие за год меняют с десяток работ и профессий просто потому что их не оценили по достоинству. Но все хоть раз в жизни да произносили фразу «Работа есть работа». Так вот убийство это тоже работа. Экзотическая, своеобразная и оплата адреналином. Удовлетворение от подобного вида деятельности - это вопросы этики и отношения к делу. Но в любом случае, «работа есть работа», верно?
-…Кардиолог сразу после цирка отправился в парк на продолжение банкета?
Всего лишь обрывок фразы, а ведь практически временной парадокс! Хотя, наверное, личностный парадокс. Или что-то вроде этого. Вроде бы ты, а вроде и другой человек. Забавно. Кардиолог. Вот так запросто, лишь за отличный глазомер и вынужденную склонность к насилию, тебе присваивают звание доктора, спасителя людей. Что ж, можно к этому относиться и так. Работа есть работа.

Убивать в парке развлечений было немного несподручно. Столько счастливых людей, столько улыбок… и лишних счастливых глаз. И даже в лабиринт практически все заходят парами, что совсем не удивительно, ведь в нем так легко заблудиться. А вдвоем даже это досадное недоразумение можно пережить. Да и если сильно заблудиться, второго человека всегда можно съесть. Теоретически. Про такое пишут в «Кругосветных путешествиях по лабиринтам» и «Еженедельнике Быкочеловека». Но пары всегда или почти всегда расходятся по каким-то своим веским причинам. Даже в жутких зеркальных лабиринтах они все равно находят эти причины. Хотя может как раз и нужно это делать в месте, где есть не только ты и твоя бывшая пара, но и тысячи твоих отражений? Не так явственно ощущается нахлынувшее в одночасье одиночество.
Нельзя, как бы поэтично это ни звучало, сказать, что в зеркале за спиной появилось отражение одного из таких типичных случаев. Эти люди не были парой в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. Хотя большую часть времени они и проводили вместе, все же не стоит углубляться в личностные отношения. От них пахло кошками и расследованиями. Но больше все-таки кошками.
Кит Харди. Один. Удачно. Замечательный человек! Столько времени расчесывать кошек и ни разу не вспылить. Так беспрекословно подчиняться самым нелепым указаниям, не дав воли сомнениям и, довольно часто, гласу разума. Да и в целом отзывчивый, добрый и понимающий человек. Это ведь надо подумать, у него даже чувство юмора было в наличии. Какая жалость.
- О, здравствуйте! – от очаровательной улыбки всегда стоит ждать подвоха. Как и от ножа в сердце.

Луч света в зеркальном царстве вместе с производящим его фонариком и Китом скрылся за поворотом. Оставшись в компании излучающих, аристократичных, чубчиконосных детективов, Кейнс встал ровно посередине коридорчика и обратился к своему внутреннему гениальному сыщику.
Внутренний гениальный сыщик поглядел на внешнего и предоставил ему полную свободу действий, а сам полностью отдался ловле внутренних преступников и заключении их во внутреннюю тюрьму.
- Китти ушёл налево, а я пойду... я пойду... - закрыв глаза, Аристотель повращал указующим перстом. - Прямо! - возвестил он, раскрывая глаза и ликующе глядя на собственную руку, указывающую направо.
Туда он и пошёл. Прямо в тот коридор, что вёл направо.
- Что мы знаем о Кардиологе? - вслух рассуждал Кейнс, почти слыша согласный хор своих зеркальных двойников. - Только то, что мы ничего о нём не знаем! - да, прекрасный пассаж. Ну и что, что он встречался Аристотелю как минимум в трёх десятках книг. Повторение - мать классики. - Неизвестно, откуда он приходит и зачем убивает. Он просто делает это. Никто не может предсказать имя следующей жертвы и место следующей гибели. Значит, нужно идти в самое неожиданное место! "Хрестоматийно, Ваткин", - сказал бы Мерлок Шаломс. Лабиринт!
Подмигнув отражению и влюбившись в себя тысячный раз, Аристотель остановился. И понял, что понятия не имеет, где находится. То есть, он знал, что находится на третьей от Солнца планете, что континент, попираемый его начищенными ботинками, зовётся Европой, что вокруг всё тот же Виспершир, старомодный и чопорный, как носки члена Палаты Лордов. Но он не имел не малейшего представления, в какой именно точке лабиринта сейчас не-заблуждается. Впереди (а может, наоборот, позади - коварные зеркала так коварны) показался отлично сидящий деловой костюм, в котором находилась весьма привлекательная в своей строгости девушка. Она решительными шагами ступала по коридору, держась рукой за стену.
- Точно! Правило правой руки! - воскликнул Кейнс.
Или левой?
Он поглядел на свои руки. Один манжет скреплялся платиновой запонкой с буквой "П", другой - с "Л".
Неважно. Руки, это главное.
Приложив правую руку к стене, Аристотель пошёл вперёд.
Минут через десять он задумался. Зеркала не отличаются особой индивидуальностью, но детективная интуиция вкупе с чувством дежа-вю вопили, что этот участок лабиринта подозрительно знаком. Да и удивительно регулярные повороты направо смущали. Пристальный осмотр стены, коей выпала честь вести ладонь потомка рода Кейнс сквозь аттракцион, показал, что на ней можно разглядеть как минимум семь ровных линий от пальцев.
Кажется, он выбрал себе путеводную стену, которая замыкалась сама на себя, образуя квадрат. Прискорбно, прискорбно.
Дальше Кейнс шёл наобум, и гораздо успешнее, чем по дурацкому правилу. Всё-таки, у него был богатый опыт такого образа действий.
В следующем коридоре Аристотель наткнулся на своего помощника. В прямом смысле наткнулся - фонарик, что был дарован Киту как послабление его фобии, не помог избежать столкновения, потому что валялся в углу, старательно слепя самого себя в зеркале.
А Кит лежал рядом.
- Что такое, Китти? Снова голодный обморок? Мы ведь не раз говорили об этом: тебе только кажется, что ты хочешь есть.
Аристотель попытался поднять своего помощника.
- Китти? Китти? - посветив фонариком на Харди, Аристотель поскрёб в затылке. - Только не говори, что тебя убили. Этот профан Блейк из полиции заявит, что он первый обзавёлся мёртвым напарником и что я повторяю за ним.

Да, Сариэль заблудился. Конечно, именно в этом и заключался смысл лабиринтов: люди блуждают, поддаются панике и умирают в очередном тупике от боязни замкнутых в самих себе пространств. Или может быть от осознания собственного одиночества. По крайней мере, Кристофер уж точно умрет именно от этого. Совсем один. Точнее совсем один наедине со своими копиями. Это не самое жизнеутверждающее занятие. Все отражения Кристофера смотрели на него с укором, неодобрением и мысленным замечанием «Вот мы бы на твоем месте…». Все это крайне удручало.
Правило правой руки упорно отказывалось работать. Скорее всего, зная, что все знают про правило правой руки, архитектор спроектировал этот проект так, чтобы это было правило любой части тела, только не руки. Если у этого лабиринта вообще был архитектор. Кристофер все чаще приходил к мысли, что зеркала здесь натыканы в абсолютно хаотичном порядке.
Хаотичный порядок. Хаотичный порядок… Мироздание абсолютно нелогичная штука, да?
Сариэль коснулся прохладной поверхности зеркала, надеясь обнаружить за ним скрытый запасный выход. Отражение двадцатилетнего паренька с надеждой уставилось на Сариэля, но, разочаровавшись в его железной теории о том, что в каждом лабиринте, наверняка, должен быть не один выход, расстроено отвернулось. Кристофер пошарил в кармане куртки и извлек оттуда монетку.
- Было бы весьма странно закончить свои дни вот так, не правда ли? Алистеру нельзя доверить полировку моего скейтборда, а если я навсегда останусь в этом лабиринте, как же он останется без меня совсем один? – монетка ободряюще блеснула.
Кристофер задумчиво покрутил металлический кругляш между пальцев. Ему было жутко скучно без людей. Очень печально и одиноко. Не смотря на то, что друзей как таковых у Сариэля не было, все равно рядом с людьми ему было комфортнее. Или с игровыми автоматами. Но надежда встретить последних в зеркальном лабиринте была еще меньшей, нежели надежда на встречу с людьми.
- Если поспешишь, догонишь мясника с его знакомой. Они, конечно, вряд ли обрадуются, но и не прогонят.
Кристофер обернулся:
- Здравствуйте!
Мир на секунду стал радужным, прекрасным и где-то только что пробежал единорог. Человек! Человек! Он не умрет в одиночестве! Это же Кит Харди. Сариэль знал практически всех в городе. Благо тот был не таких больших размеров, а Сариэль курьером. Да еще и ангелом. Справочник «Желтые Страницы» - живой и настоящий. И Кит Харди, судя по его словам, явно не нуждался в компании Кристофера. Зато Кристофер теперь знал, что если он пойдет в ту сторону, из которой пришел Кит, то он должен найти выход. Тот выход, который вход.

Его теория дала трещину, когда Кристофер уперся в первое же распутье. Откуда пришел Кит: справа или слева – неизвестно. Выбрав все-таки правую дорожку, Кристофер сделал по ней шагов двадцать, затем резко развернулся и пошел в обратную сторону.
- Я так и знал! Этот лабиринт убивает!
Возможно, Сариэль и помешал столь драматичному воссоединению частного сыщика и его помощника, но ему уже было все равно. Рано или поздно Аристотель или привидение Кита выведут его из этого лабиринта, а пока можно было предаться легкой панике и медленному сползанию по зеркалу.

Если опустить ненависть к чертовым отражающим стекляшкам, Арсений неплохо проводил время. Пол был вполне... плоским и твердым, ну, как полы обычно бывают. При правильном прищуре ночная тьма радовала глаз, а зубы радовала спонтанная ириска из кармана. Сеня даже косичку ухитрился заплести, чтобы руки поразвлечь. Жаль, ненависть к чертовым отражающим стекляшкам никак не опускалась.
Нет, это сатанинское изобретение, зеркало, выдумали-то еще, лишало Сеню всяческих поползновений на душевное спокойствие. Он всегда считал какими-то ограниченными людей, которые боятся закрытых пространств. Пауков. Папу Римского. Сидеть. Жалкие человеческие страшишки, - злобно думал на них Арсений, заворачиваясь в воображаемую белую тогу и мысленно присаживаясь в маленькой кладовке на паука в тиаре. Только вот когда зеркала подмечал наш бесстрашный герой на горизонте, подкашивались у него богатырские ноги, и трусливый огонек разгонялся в кросс по одухотворенному лицу в припадке паники. Сколько сеансов самобичевания прошло напрасно, сколько сложносочиненных предложений пропустило гадкое сознание Басманова мимо своих сознательных ушей, а зря оно так, в них было много важной, полезной информации, что зеркало убьет вас, только если вы разобьетесь об него, сматываясь в ужасе. Увы, последнее в ушах застряло и утвердило позиции чудовищного страха перед никчемными стекляшками. Почему он их боялся - он не знал. И свалил бы все на то, что душу забирают, так ведь нечего. Вот и боялся, как дурак, стекляшек.
Собрав всю свою демоническую волю в щелбан, поднялся Арсений с прекрасного черного пола и прочным скотчем примотал к нему печальный свой взгляд. Сподвиг его к столь радикальным переменам какой-то подозрительный мимокрокодил в шапке, летающий через начищенные басмановские сапоги в дальние дали коридоров. Негоже ему, достойному гражданину Преисподней, на полу валяться, когда даже мимокрокодилы на ногах.
Шел Басманов исключительно головокружительными зигзагами, сбивая углы и подрезая редких встречных. Такая жалкая маленькая цель, как избежать голодной смерти в поворотах запутанного лабиринта, к сенькиному стыду признать, даже не посетила его светлую голову, так он струхнул от всех этих стен с тысячами других напуганных Сенек. Он и не представлял, как ему везло на прохожих, на их вообще по дороге наличие. Еле растоптавшись из тупика с мерзким мясником, ни разу не пропустившим, что Басманов его обсчитывал в магазине, Арсений попал в самую гущу фанатично радующихся студенток. Толстяк о приличных сединах, Хэмфри Никс, преподаватель в Висперширском высшем учебном мракобесии, воодушевленно хохотал и размахивал руками, разрывая шаблон общечеловеческим представлениям о лекциях по темпоральной геометрии. Хотел было Басманов спрятаться в толпе студенток и переждать до выхода, вот только никуда профессор не торопился, направляя в большое зеркало свое маленькое, чтобы в нем отражалось большое, а в нем соседнее большое, а в нем первое большое и в них маленькое... Только сенькину косичку студентки и видели. Басманов бежал с двойной ликодланью, надежно защищающей его взор от ужасных отражающих поверхностей и лицо от острых углов, что так подло к прекрасному басмановскому лицу тянулись.
Грохотом своего появления Арсений оторвал еще пару единиц печали и трагичности от картины с трупом и привидением. Однако словил очков душевного равновесия - трупы, напуганные люди, все родное, знакомое.
- Труп? Спрятать труп? Потрясающая идея, я с вами! - неподобающе радостно для ситуации забормотал Сеня. Шанс, что эти прекрасные люди, загораживающие зеркала, покинут его, вызывал у Басманова отчаяние немыслимое, он спешил зарекомендоваться безмерно полезным и очень подготовленным к прятанью трупов.
- Ты... маленький ты, не время сползать! - дернул за плечо околостеночного юношу Арсений в порыве воодушевления. И тихо и быстро добавил, - Выбраться бы уже из этой собачьей канцелярии.

Аристотель Кейнс отличался нюхом, как у кошки, и гордился этим.
Именно чутьё привело его в лабиринт, а не в цирк. Настоящему сыщику и положено на несколько шагов опережать убийцу. В детстве Аристотель не совсем понимал смысла этой истины. Ведь следить за тем, кто идёт впереди, гораздо проще.
Но сейчас он был опытным детективом. Ни один преступник не мог от него скрыться, ни одна тайна не оставалась неразгаданной, ни один носок не исчезал бесследно.
- Ничего, Китти, - глядя на призрачного помощника, он потрепал его распростёртый труп по плечу, - мы близко. Мы уже дышим ему в подмётки! Обещаю, как только мы найдём его, я...
В неверном свете напуганного фонарика доброе круглое, неуловимо хлебобулочное лицо Аристотеля сделалось похожим на довольно-таки пугающий каравай с неясными намерениями.
В словах Китти присутствовало рациональное зерно. И даже рациональное хлебное дерево, если хорошо обмозговать. Нет, они не могли отдать улику этим профанам из полиции (если бы у Кейнса была маленькая дочь, она росла бы в уверенности, что все официальные слуги закона приходятся друг другу близкими родственнками и поголовно носят фамилию Профан). Тем более что любой Харди издревле принадлежал Кейнсам, и смерть не могла стать причиной для нарушения традиции.
Оставалось решить лишь два вопроса: как тащить и куда тащить. Можно было спрятать труп в офисе агентства или прямо в квартире. Но ненаглядные кейнсовы кошечки крайне ревновали хозяина к уликам и регулярно пытались их уничтожить или хотя бы сожрать. Нет, им будет вредно столько мясного сразу.
В конце концов Аристотель подумал, что сможет выделить для упокоения Китти какую-нибудь не самую любимую клумбу. Оставалось только его туда транспортировать.
Рядом не наличествовало ни одной тележки - и это было минусом. Перспектива часами блуждать по лабиринту с трупом под мышкой оказалось одной из немногих, что не вызывала у Аристотеля энтузиазма. Но вот визит в их уютный закуток потенциальной рабочей силы был весьма кстати.
- Молодой человек, если уж сползаете, сползайте сюда! - Аристотель радостно всплеснул руками, будто к нему с чистосердечным признанием пришёл известный котокрад.
Они с Китти уже не раз задерживали Джонса по подозрению в проституции. И детектив был уверен, что его подозрения как нельзя более соответствуют реальности.
- Иди сюда, я тебе заплачу, - сказал он, надеясь знакомыми словами успокоить юного куртизана.
"Бедный мальчик, такой молоденький, такой хорошенький, а уже со скейтом, - Аристотель был из тех обывателей, что считают скейтбординг чем-то сродни наркомании или сифилису. - И куда только смотрит правительство".
Оказалось, правительство смотрит неусыпно. Хотя Кейнс и был бы не прочь, чтоб именно в эту секунду оно куда-нибудь отвернулось.
- Здравствуйте, господин мэр и госпожа личный помощник! - воскликнул он, одной только силой своего обаяния освещая полумрак. - Да-да, - с самым ликующим видом изрёк Кейнс, - это труп. И привидение. Мистер Пайтон, мисс Тёрнер, позвольте представить вам своего коллегу и помощника Кита Харди.
Он не знал, на какую часть Кита показывать изящным взмахом кисти с тщательно подпиленными ногтями - на бездыханное тело или на бесплотный дух. Поэтому он использовал для жеста обе руки и представил двуединому правительству Виспершира Кита во всей его полноте.
- Китти, будь хорошим мальчиком, подай господину мэру лапу. Итак, как вы можете убедиться, наше расследование продвигается с невероятным успехом! Кардиолог занервничал! Если следующим убьют меня, значит, мы взяли его!
Свидетелей становилось всё больше. Если Китти был вассалом и самым верным помощником, а значит, никогда ничего бы не выдал; если Джонса можно было припугнуть, что его тёмные влажные делишки всплывут наружу, и заставить молчать; если мэр и его помощница должны были понять необходимость хранить тайну в интересах следствия; то загадочно воодушевлённый мужчина (Аристотель всегда считал таких крайне подозрительными. Да, себе он тоже не слишком доверял) оставался тёмно-бородатой лошадкой. Только поэтому крайне важная улика ещё не была нагружена на бедного мальчика с последней стадией скейта.
Да и из коридора неслось пение. Совсем не музыкальное для того, кто обожает мартовские кошачьи концерты, но весьма интригующее. Оставив на секунду тело Китти под ответственность духа Китти, Аристотель, не разгибаясь, высунулся в проём меж зеркал. И увидел перед собой крайне респектабельное колено.
- Господин, - сказал он этому колену, - вы не могли бы спеть и станцевать похоронный марш? Мне кажется, в данном случае это будет более уместно.

Отредактировано Aristotle Keynes (04.04.12 15:35:15)

Лабиринт Сариэлю не нравился все больше и больше. Призраки, трупы, демоны. Нет, не так, ДЕМОНЫ. Демоны для Сариэля всегда были сродни катастрофы. И хотя жизнь с Метатроном и постоянные столкновения с Хаагенти, казалось бы, должны были примирить его с существованием этих… существ, но нет, с каждым днем все становилось только хуже. Сариэль начал бояться демонов до состояния панического бегства, поэтому при прикосновении этого даже в человеческом теле большого и страшного демона, Кристофер захотел научиться просачиваться сквозь стены. Или зеркала. Хотя на счет этого пункта супер способностей, он уверен не был. Мало ли куда может привести путешествие сквозь зеркало? Вдруг в этом месте будет какой-нибудь сумасшедший математик, который напишет книжку про Зазеркалье? Нет, это было слишком опасной способностью. Может быть, тогда стоило упасть рядом с трупом и притвориться мертвым, чтобы никакие демоны его не трогали? Хотя уже имеющийся труп собрались куда-то тащить, поэтому, наверное, делать этого не стоило.
Вывести ангела из состояния паники смогли лишь слова Аристотеля Кейнса «Иди сюда, я тебе заплачу». Кристофер глубоко вдохнул, выпрямился и, готовый разразиться оправдательной тирадой, недовольно и тихо пробурчал:
- Мистер Кейнс, пожалуйста, я же просил... - кеды, наверняка, прониклись этой решительной фразой обращенной, судя по наклону головы, именно к ним. Или может быть тому пятнышку крови на полу лабиринта.
Уж сколько раз он говорил этому странному человеку, что, не смотря на скейтборд, в его чистоте и невинности не могла бы усомниться даже старая критично настроенная монашка. Он не знал, за что ему досталась подобная человеческая оболочка, которую если вдруг не хотели использовать в своих грязных делишках люди, то всенепременно подозревали, что он сам занимается этими грязными делишками. Видимо это было частью его наказания, которое он отбывал на земле. По крайней мере, с мыслью об этом жилось гораздо легче.
Собрав всю свою ангельскую волю в кулак, Кристофер решил, что нужно внести свою лепту в судьбу трупа, потому что было очевидно, что все присутствующие здесь сумасшедшие. Может быть он уже попал в Зазеркалье?
- Простите, что вмешиваюсь в ваши далеко идущие планы, но мы ведь говорим о человеке. Может быть, мы не будем забрасывать его тряпьем? А просто позовем смотрителя или… клубок ниток. Что-нибудь, что выведет нас вместе с трупом отсюда. А потом мы его похороним, а призрака отправим в бесхозный замок.
Сариэлю нравилось, когда все было на своих местах.

Контакт установлен успешно. Знакомые слова выстраивались в потенциально благоприятное развитие событий, оставлять Арсения в персональном Раю никто не думал, работа нашлась как раз под руку. Вот только еще бы...
Сеня был невиноват, что фляжечка подтарчивала из кармана. Не подтарчивай она, и не заметил бы, а уж об одолжить на время и вовсе не подумал! Но нет, карты сложились и разложились как вышло, зоркий глаз выцепил блестючую железяку из кармана, а руки подхватили, а словесное нагромождение, созвучное "явоспользуюсьесливынепротивспасибоогромное", еле успело не попасть под живительный поток - смотря в чьих глазах - менее живительного спиртосодержащего напитка, и вот Басманов становится бодрее, мир цветнее, а потом обратно как был, и все нормально.
Отхлебнув все, что было в зело забавной фляжечке, а точно определить сорт эликсира жизни демон не успел ввиду скромнейшего объема сосуда, Сеня протянул ее неожиданному владельцу, еще недавно сползавшему по злополучной стене, так удачно ее загораживая. Такой маленький, такой порядочный, а уже пользу приносит.
- Благодарсгррркхмую, - невнятно пожевав слово, выкаркнул Сеня куда-то рядом с вьюношей. Не такой уж и большой вклад в общую миссию мальчик сделал, чтобы сказать нежеваное. Не затем Басманов вернулся в ежедневное свое состояние, чтобы спасибы да пожалуйсты всем рассказывать. Он вернулся, чтобы вести. - Значит, быть плану таким: мы его расчленим... - Ропот на галерке как-то сбил с мысли. - Что значит "нет"? "Нечем"? Что значит "нечем"? Совсем нечем? Вы предлагаете мне его так нести? Как скотине какому вьючному? Нет? Тогда слушайте: расчленим... Что еще? Нечем?! Ни заступа, ни ножовки, ни пилочки в конце-то концов? Что вы за люди такие. Хорошо, не будем. Вы уверены, что ничего нет? Ладно. А если руками?.. Такая идея пропадает, такая идея. Не хотите, как хотите. Точно уверены? Хорошо, хорошо, я еще придумаю. Пфф. Значит так: мы... - Басманов думал, думал, гнался за мыслью, обгоняя встречные доводы в пользу расчленить и скинуть все на подельников. - ... мы повесим его на кого-нибудь и прикинемся, что он пьян.
Действительно. И как раньше не догадался, сто раз уже прокатывало! Ну, прикидываться. Мертвым, когда ты пьян. Обратно, наверное, тоже сработает. Драматичная пауза в зале дала сигнал к продолжению выступления.
- Ты, привидение. Ты будешь разведывать дорогу. Можешь начинать. Проваливай. В стену, да, прямо туда. Мэр, проваливайте. Нет, просто проваливайте. С женщиной, если можно. Вы, без душ... ээ, рыжий, имя длинное, в голове не держится, поднимите труп, повесьте руку себе на шею. - Басманов чувствовал бразды правления в своих указующих окружающим на их места ладонях и приятно так бразды эти подергивал. Наверное, очень у него вид сосредоточенный, подбитый профессиональной уверенностью в своих словах, был - ропот на галерке затих. - Ты, маленький! Становись под вторую руку. Ну как ты стал, ну он же повис, как мертвый. Вы точно уверены, что мы не будем его расчленять? Нет так нет, тогда сделайте, чтобы этот стал ровно! Ростом не выдался, я ему что, я его таким не лепил, пусть подпрыгнет. Вы, чрезмерно талантливый исполнитель, идите сзади и мычите. Зачем? Это что за вопрос? Он пьяный, пьяный! Мычите! Пошли. Куда? За привидением, он же у нас разведчик.
Встав поодаль, как и положено главнокомандующему, Сеня придирчиво осмотрел построение отряда. Труп висел, рыжий стоял, маленький подпрыгивал. Со стороны выглядело из рук вон плохо - окровавленная спина плаща и болтающаяся голова соответствию образу не способствовали. Подобрав шляпу главного актера труппы, Басманов умело привязал ее кафтанным снурком в порыве неслыханной щедрости к болтающейся голове, превратив оную в интеллигентную. А перебирая все варианты решения проблемы с плащом, Арсений осознал, что был такой один - он перевесит на труп свой кафтан. Естественно, подобная ересь как решение даже не рассматривалась, замычательный певец был приставлен вплотную к требующей сокрытия спине, руки труженика отряхнуты, поза командира звездолета занята. Удалившийся в стену разведчик вернулся как раз через семь минут вовремя, Басманов еще не устал стоять на воображаемой палубе. Вот что значит железной рукой управляют - сразу выход нашелся. В четырех поворотах. Двинулись.
Шли плохо. Тело провисло и напоминало себя, а не безвременно ужратого помощника этого, как его, растледователя.
- Нет, ну что вы делаете! Я говорил, надо расчленять, говорил, говорил же я! Все надо делать самому, бесполезные, бесполезные. Уйди с глаз моих, ты, с бревном на колесах. - не то чтобы против воли этого, с бревном, выпихнул из-под мертвой конечности вьюношу Басманов, занимая его место со скрипом зубов, сапог и таланта к руководству. Ладно-ладно, я вас запомнил.
Вышли почти без приключений, почти невидимыми, прикидываясь братьями-близнецами, пьяными ровно наполовину, и их товарищами, которых, один Хозяин наш Диавол знает, что могло вместе собрать. Но без приключений. Каким удивительно незаметным можно стать, просто выйдя на середину центральной улицы.

Отредактировано Arseniy Basmanov (24.05.12 00:25:10)