«Тайна сия мраком покрытая есть, пять шагов на север от старой берёзы, под звёздами лежит, усами шевелит».
Фольклор
— Привет, Триша-Генри-Алистер, — успел промычать Фалет, когда его сначала толкнули, потом щедро осыпали бациллами, попытавшись задушить в объятиях, а после и вовсе накрыли чем-то шуршавшим и пахнувшим мастикой, словно он был тем самым попугайчиком. Едва пальто соскользнуло с головы, ангел обнаружил, что на него пристально смотрят чьи-то прозрачные глаза, побуждая признаться в преступлениях, которых он никогда не совершал.
Об умении инспектора Ломмана пришпиливать взглядом людей (и нелюдей) к креслам ходили легенды. Но в этот раз Грозный Кофейный Глаз допустил осечку. Тони никуда не пришпилился, потому что никуда не садился. Кресло было почти новым и чистым, наряд бродяги был старым, грязным и вонючим, и между двумя этими предметами пролегала пропасть классового неравенства. Поразмыслив, ангел бесхитростно расположился на полу прямо под вешалкой. Вешалка не возражала. Кепку Майлс одел обратно на голову. Чтобы не подвергать дополнительному стрессу призрачные нервы инспектора, ясное дело. Вид Фалета с протянутой кепкой мало кто мог выдержать без ущерба для душевного равновесия. Даже Грэхем, при всей его негодяйности, в такие моменты не скупился угостить бедолагу пироженкой. Что, в общем-то, и случилось в прошлый раз, когда они с Тони выясняли отношения, барахтаясь в грязи перед кондитерской. (Как ни странно, отношения не свои, а Грэхема с Алистером.) Но рассказывать об этом Найджелу точно не стоило, — вдруг ещё подумает, что у них, у ангелов с демонами, там-тут все такие.
Однако рассказать что-то следовало, иначе кулинарная месть за укрывательство ценной информации под видом очередного блюда Ханны настигнет Майлса уже в эти выходные. Бедное дитя и понять не успеет, что стала пешкой в нечистой игре. Ведь никто не заподозрит маленькую девочку в преднамеренном убийстве. Тем более, если её отец работает в полиции, а жертва — всего-навсего бомж со слабым желудком.
— Я начну с самого начала, — предупредил Тони. И начал с Самого Начала Всего.
— Единственный, Неповторимый и Неклонируемый, которого именуют Господом Богом, существовал всегда. Неизвестно, чем он так долго занимался в одиночестве, но в конце концов взял и сотворил со скуки Землю, понатыкал над нею звёзд, а чтобы было, кому заценить такую красоту, создал ангелов с людьми. — Расслабленно покачиваясь из стороны в сторону, будто его опять штормит с голодухи, Фалет очень дотошно копировал тон читающего воскресную проповедь Бреннана. Спёртый воздух помещения насытил запах ладана и пирожков.
— Проснулись ангелы; и увидели они Звёзды и Небо; и полюбили Небо, и стали жить Там. Проснулись люди, и увидели они Землю, и полюбили её и стали жить там. Наконец, проснулись те из ангелов и людей, которые малость перебрали накануне, празднуя своё создание, из-за чего проворонили с утра Вселенский Будильник. И ничего они не увидели, — ибо спали лицом вниз, потому ничего с тех пор не любят, а живут, где придётся. Эти с похмелья стали демонами.
В устах Майлса выведенная мораль звучала так: потребляй больше кофеина, не пролёживай бока до обеда. И не бухай. Команданте, в смысле Бог, не одобряет-с.
Про Рай ангел поведал, как там красиво, стерильно, все ходят в бахилах, исполняют хором «Хава Могила», и вообще — зашибись. Про Ад — что воздух там грязный, награждающий астмой, импотенцией, бесплодием вплоть до пятого колена, левой почки и церебрального столба; вместо воды в куллерах токсичная бодяга, растительность только на лице (кактусов в горшках, и тех не водится); зато раздают бесплатные презервативы, а по вторникам читают всем желающим лекции о вреде чтения. «Словом, — вскользь подытожил Тони, — типичный промышленный пейзаж, нэхай-тэк и прогресс; на Земле скоро будет то же самое». Сами ангелы с демонами, по его словам, от простых смертных мало чем отличаются: разве что мудрости у них в объёме энциклопедии, ну и пенсионный возраст побольше лет на тыщу, чтобы начальству экономнее было. Почему от людей шифруются? Нефиг, пусть приучаются к самостоятельности. А то махнёшь им раз крылом, другой рога покажешь, так они начнут потом требовать чудес, горящие кусты, манну да выигришные билеты «Сглаз-Лото» с неба. Обойдутся.
— Насчёт Кардиолога, — Фалет почесал небритую щёку, переводя дыхание: ему редко приходилось использовать свой речевой аппарат в столь интенсивном режиме. — Думаю, это кто-то из пациентов Херринга. И не один, целая шайка. Групповая терапия у них. Куролесит доктор, — веско заметил ангел, под конец изолгавшись окончательно. Впрочем, он сам не мог точно сказать, что из рассказанного являлось правдой, что выдумкой, а что — астральной проекцией коллективного бессознательного (кепка, надетая на голову, частенько перехватывала и транслировала в голову владельца разнообразный космический мусор). Но если Тони сейчас и врал, то врал с удовольствием, без обычного балласта в виде угрызений совести, как настоящий отшельник-уклонист, — лишь бы свинтить отсюда поскорее в родную канаву. Мысли о Кардиологе не слишком тревожили его не замутнённый реалиями разум. Подумаешь, маньяк. Граждане, вона, кажный день на ножи падают, и ничего. «Меньше народа — больше сероводорода», али как там у демонов принято говорить. Меньше живут, меньше грешат, быстрее в Рай попадают. Сплошная ж польза.
Внезапно заткнувшийся Майлс с чувством выполненого долга улыбнулся носкам своих ботинок, демонстрируя отрешённым затылком, что добиться от него ещё чего-нибудь вразумительного теперь дело невозможное, а при должном упорстве ещё и подсудное.