- Уф-ф-ф…
Толпа прохожих озадаченно взглянули на угрюмо пыхтящее создание, что смотрело на окружающих с выражением глубокой тоски вперемешку с бешеным желанием сожрать кого-нибудь с потрохами. Именно поэтому – а возможно, почему-то ещё – ни один из них так и не остановился. Пожалуй, сегодня Амелия выглядела особенно голодной.
- Уф-ф-ф…
Раньше она наверняка попыталась бы срифмовать этот «уф-ф-ф» с каким-нибудь интересным словосочетанием, но сегодняшний «уф-ф-ф» выходил слишком печальным для того, чтобы делать с ним хоть что-нибудь. Взять хотя бы «ух-х-х», который происходит при прыжке с одной крыши на другую. Этот «ух-х-х» - восторженный, и его можно запросто срифмовать со словом «Петух». Просто потому, что красиво, ярко и красно. И чуть-чуть жёлто с замечательным отливом из помёта и грязи. Или грязи и помёта – Амелия пока ещё не была полностью уверена, в каком порядке стоит это чередовать.
В любом случае – с чем можно срифмовать «Уф-ф-ф»?! Кто вообще придумал этот глупый звук?! Кто бы он ни был, он наверняка делал это с мыслями о том, чтобы в будущем навредить пытающемуся срифмовать его человеку.
Отвесив на всякий случай подзатыльник самой себе – вдруг это слово выдумала она сама – Амелия слабенько потянулась и недовольно пошевелила пальцами на правой ноге. Мистер Крепышкин упрямо кусал ногу, требуя выпустить его из ботинка на свежий воздух, но Амелии было совершенно не до того. Потому что сегодняшний день можно было без ошибок назвать траурным. Её детство оказалось далеко позади, наивные мысли вымыло, а убеждения втоптало в грязь. Этот день она запомнит до самой старости, а возможно, и после неё.
День, когда птица назвала её дурой…
- Уф-ф-ф…
Насколько бы дурацким не было это слово, этот «Уф-ф-ф»  можно было назвать самым душевным из всех. Удовлетворённая такими замечательными результатами своего недовольства, Ами решительно вскочила на ноги, попрыгала на одной ноге, давая Мистеру Крепышкину понять, что ей сейчас совсем не до него, и уверенно зашагала вперёд, внимательно следя за тем, чтобы походка выглядела действительно грозно и внушительно. Как у Усатого, который прознал, что существом, загнавшим его любимого лысого Некота на крышу… был Мистер Крепышкин… без какого-либо её вмешательства.
Топая нарочито громко, сопя во всю полость носа, Амелия направлялась именно туда, где услышала эту возмутительную гадость в первый раз. Мысль, что витала где-то в уголке сознания, сформировалась окончательно. Попугай хотел лишить её, Амелию, детства. Что могло значить только одно: этот попугай – педофил! Удивительно, отчего только она одна догадалась об этом страшном факте… Что, если он назвал так не её одну, а целую кучу маленьких принцесс? Что, если этот попугай на самом деле и есть тот Страшнодядь, о котором нынче судачит весь город?
Это нельзя было оставлять просто так – попугай должен был отправиться в тюрьму!