Порой жизнь предоставляет нам дни, когда хочется чего-то такого, чего обычно не захотелось бы ни при каких условиях. Лизнуть дождевого червя, например. Или взобраться на крышу мэрии и выкрикивать активно матюгающемуся из окошка мэру лозунги собственной предвыборной компании: «Конфеты – рабочим, леденцы – крестьянам! А Злобному дядьке с метлой, который сторож – фигу с маслом! И метлу отобрать!». Однако сегодня всё это отошло на задний план по одной простой причине: запахло весной. В том смысле, что девочка наступила босой ногой в чей-то далеко не самый приятный сюрприз. По предварительным данным – далеко продуманный акт мести со стороны проживающей неподалёку собаки, которую на днях покусала её живущая глубоко внутри хищная сущность.
Поэтому сегодня Амелия находилась в тоскливом расположении духа. После того, как она попыталась спрятать запачканные ножки в подбитом ботинке, мистер Крепышкин, её ручной каменюк, был в таком шоке, что до сих пор не подавал признаков жизни. Попытки реанимации ни к чему не привели, потому, решив, что "хуже уж точно не будет, а по улице в таком виде щеголять зазорно", Тремми бесцеремонно напялила ботинки на ноги, оставив несчастного Крепышкина томиться в атмосфере глубокого отчаяния.
Деловито насвистывая любимую мелодию собственного сочинения, девочка влезла в первую же попавшуюся форточку – в конце концов, не возвращаться же в таком виде в стены любимого приюта! Что о ней подумает коврик?! Да и выслушивать укоризненное молчание со стороны господина Чайной ложки ей тоже совсем не улыбалось. Поэтому, вдоволь поскорбев над безвременно побитыми цветочными горшками, Ами запрыгала в сторону ванной. В том, что хозяев дома не было, можно было убедиться хотя бы по отсутствию привычной ругани, которую она обычно выслушивала, стоило только её распрекрасной фигуре показаться за чужим окошком.
- Если б кошки были мышками,
  То они бы нипочём
  Никогда б и не подумали
  Есть себя хотя бы днём…
  А ночью они бы, наверное, были не в курсе того, что они мышки… или были бы? Надо поспрашивать…
Неспешно подмыв ноги, посетовав на то, как быстро пачкаются современные ванные помещения, возгордившись блестящим результатом и не забыв похвастаться так и не пришедшему в сознание мистеру Крепышкину (вновь запачкавшись о так и не вымытые ботинки), Амелия собиралась было поспешно ретироваться, когда вдруг услышала утробное ворчание со стороны собственного желудка. Пищеваримус требовал Жертву!
Побродив по дому в поисках заветного алтаря чревоугодия, Ами принялась бесстыдно рыться в чужом холодильники в поисках какого-нибудь редкостного деликатеса. В глубине души, разумеется, сгорая от беспросветного стыда. Он плавал где-то на дне желудка и любезно согласился подождать до того момента, как чистые ноги владелицы унесут его за пределы этого уютного домика. И в этот момент – внезапно! – со стороны входной двери послышался едва различимый скрип. Новой встречи с дядькой Полицатником Амелии вовсе не хотелось – у него во рту наверняка была установлена не самая качественная душевая кабинка. Поэтому, недолго думая, испугавшаяся разоблачения девочка решила прикинуться бутылкой молока.
Резко захлопнулась дверь холодильника, вокруг стало непроницаемо темно. Пожёвывая колбасу и прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, Тремми старалась не дышать, чтобы ещё сильнее слиться с образом бездвижной бутылки холодного, вкусного, совершенно не просроченного молочка. Интересно, если она задержится здесь подольше, сможет ли она подружиться со здешними обитателями? Простят ли они её то, что она так по-варварски схомячила их товарища и передавила попой бесчисленное количество яиц?
Неожиданно в голову пришла ужасающая мысль. Что если хозяева дома вдруг захотят пить? И выпьют не кого-то иного, а её! Стало страшно. Ей совсем не хотелось быть выпитой! Мир ведь такой большой и разнообразный, и ей предстояло посетить так много мест, что Ами было ещё рано кем-то питься! Снаружи кто-то топал, и каждый раз, когда шаги проходили мимо, сердце девочки сжималось и падало в самые пятки. Захотелось вскочить и выбежать наружу, на свободу, но внезапное осознание того, что у молока нет ни рук, ни ног, заставило её почувствовать себя совершенно беспомощной. Вот, ещё секунда, и…
- Не пейте меня, пожалуйста-а-а-а! – заливаясь крокодильими слезами, возопила девочка, когда яркий свет из-за открывшейся двери больно ударил ей в глаза.

Это был самый непримечательный день в череде самых непримечательных дней за всю службу Ричарда в полиции. Никто не совершил сколько-нибудь громкого преступления, не очень громкого правонарушения и даже маленького тихого хулиганства. Циркуляция самогенерируемых неприятностей внутри полицейского участка и его рабочего коллектива тоже, как назло, в этот день приостановилась до состояния комы. Коралайн не напортачила в отчётах, Блэйк не устроил пьяный дебош на пару с кактусом, Найджел никого не довёл до нервного тика привычным занудством и непривычным проходом сквозь материальные объекты в неположенных местах. Грустный и особенно хмурый, Рид бродил по всему отделению, безрезультатно ища, на кого бы наорать, но повод так и не представился.

Лишь слабый лучик надежды пробивался сквозь тучи уныния и отчаянья, сгустившиеся над головой мужчины: дома его ждали вкусный ужин и любимая жена.

Если бы Ричард знал, что ещё ожидает его дома, то бросился в срочном порядке изобретать машину времени. А вкрутив в неё последний винтик, не озаботившись даже регистрацией патента, вернулся бы в то время, когда его папенька только-только подумывал подкатить к его маменьке с бутылкой дешёвого сидра и парой неприличных планов на вечер, чтобы помешать скоропостижному появлению себя на свет.

...Сначала ничто не предвещало беды. Дверь открылась, как обычно, скрипнув плохо смазанными петлями в положенной тональности; дежурный поцелуй и сладкий флёр знакомых духов, запутавшийся в бороде, тоже не вызвали у мужчины подозрений. Лишь мелодичный, как перезвон бубенчиков на ошейниках у рождественских оленей, голос Оливии нарушил внутреннюю (дис)гармонию Ричарда, тактично намекнув, что мирный ужин в компании телевизора и жёниных коленок откладывается на неопределённый срок. Лет этак на восемнадцать, как подсказывал печальный родительский опыт.

Впервые за все года счастливого сожительства услыхав из уст супруги нечто, что ему не понравилось, Рид тихонько поседел везде, кроме головы (ей, в конце концов, ещё на людях появляться) и, кивнув машинально, пробормотал:

— Надеюсь, она не сбежит в цирк дрессировать диких обезьян.

После чего, аккуратно спотыкаясь обо все материальные препятствия, проследовал в гостиную. На пороге которой Ричард поседел ещё раз во всех тех местах, где не успел раньше.

На диване сидел ребёнок. Не, не так: РЕБЁНОК. Господин начальник полиции очень явственно ощутил, как от мозжечка до самых пяток его ласково обнимает паника. Рид, конечно, самовлюблённо полагал, что он — мужчина в самом расцвете сил. И вполне верил в то, что мог по недосмотру зачать Оливии очередного неблагонадёжного отпрыска. Но чтобы зачать его сразу двенадцатилетним?

Именно бессознательная идентификация возраста помогла мужчине вспомнить, что с малюткой он уже знаком. Избежав внезапного инфаркта на фоне такого же внезапного отцовства, начальник полиции ткнул всё ещё дрожащим пальцем в Амелию. (А это определённо была она, или Ричард готов был съесть собственноручно связанный свитер, прикрывающий сейчас его широкую мужественную грудь.)

— Что это здесь делает? — спросил он у супруги. А заодно и у самой девочки, а так же в целом у мироздания, которое ему сегодня так основательно подгадило. И строго посмотрел на обеих барышень, ожидая по возможности внятного ответа, не сдобренного истериками и женскими слезами. Ну, должен же за всё произошедшее хоть кто-нибудь ответить?

Отредактировано Richard Reid (05.05.13 18:09:32)

Опытная Амелия прекрасно понимала, что поплевавший в лицо однажды наверняка будет соблазняться сделать это снова. Во всяком случае она, Амелия, наверняка соблазнялась бы. А значит, и любой другой человек захочет это сделать. Ведь она же среднестатистическая! По крайней мере, девочке нравилось так считать – очень уж очень красиво и умно это звучало. Мало того, что средняя, так ещё и статистическая! Такое не каждый день увидишь! И уж тем более не каждый сумеет таким стать. Тётя-учительница рассказывала, будто быть среднестатистическим означает поступать так, как поступит любой другой человек… А ведь это такая большая ответственность! Что, если ей вдруг захочется отобрать морковку у зайчика? Ведь тогда все люди в мире бросятся делать то же самое, и несчастные, обезморковленные зайчики умрут от голода!
Амелия потрясла головой, пытаясь силой мысли заставить дядьку-Папку перехотеть плеваться ей в лицо. Предприимчивая мама спряталась за спиной этого Бабайкера до того, как его глаза стали опасно наполняться слюной… или это были слёзы – пойди разбери этих Бабайкеров! Никогда не знаешь, что может прийти им на ум в следующий момент! Одно Амелия понимала точно: ей следовало спрятаться прямо за тётей-Мамой задолго до того, как дядя-Папа её увидит. Она, конечно, не была уверена в этом наверняка, но спина Бабайкера ртом не обладает. А значит – не сможет плеваться.
Мысль о том, что для достижения своей коварной цели дядька может попросту обернуться, совершенно не приходила ей в голову.
Однако в тот самый момент, как огромная туша дядьки-Папки направилась в её сторону, когда девочка собиралась было притвориться торшером и начать отчаянно светиться, произошло непредвиденное! Дядька её опередил. И сделал это намного более мастерски, чем когда-либо снилось юной Ами.
Папа прикинулся деревом! Срубленным. А потому – очень гордым.
- Ой, - ёмко, в одно слово вложила все царящие в голове эмоции девочка. – Здо-о-орово! Мам, а можно он так и останется? А давай мы поставим его вот так и уберём в мою комнату?
Восторженно прыгая, вокруг горделиво развалившегося Бабайкера, Амелия несколько раз (для верности) ткнула его пальцем в щёку и, чтобы совсем уж успокоиться, положила на лицо подушку – уж теперь дерево точно не плюнет в неё в самый неподходящий момент! Хотя, разумеется, трудно найти подходящий момент для чего-то подобного, но маленькой Ами отчего-то казалось, что сейчас этот момент ещё не наступил. А когда наступит – она наверняка узнает об этом первой.
«Надо его полить», - уверенно кивнув самой себе и поблагодарив за хорошую идею, девочка в одно мгновение сбегала на кухню и наполнила чашку хорошо спущенной водой.
«А через что деревья обычно пьют?» - остановившись на секунду, призадумалась юная натуралистка, угрожающе навесив наполненную живительной влагой чашку над телом умирающего дерева. Прежде чем сделать единственно верный вывод. – «Оболью полностью!»
Ещё разок кивнув и подивившись, сколько замечательных идей способна придумать за один день, Амелия от всей своей необъятной души полила деревце водичкой… прежде чем осознала, что, судя по идущему из чашки пара, перепутала краны с холодной и горячей водой.