Говорят, нет хуже приметы, чем перед свадьбой увидеть невесту в платье. Эти наивные суеверные люди просто никогда не видели перед свадьбой жениха в слезах. У любого, кто желал (и кто не желал, а просто по ошибке забрёл на второй этаж гостиницы, пятая дверь направо) увидеть это зрелище, в тот день была такая возможность – причём без всяких очередей и предварительных записей.
Натан Эрхарт активно проходил стадии принятия и являл собой жалкое зрелище. Он был безутешен и никак не мог решить, то ли никого не хочет видеть, то ли бросится сморкаться в плечо первому зашедшему. В качестве компромисса дверь, на которой висела гостиничная табличка «не беспокоить!», осталась гостеприимно приоткрытой.
В маленьких городах слухи разносятся быстро, но нет гарантии, что Монти уже предупреждён о том, что произошло.
А произошло вот что…

…За несколько дней до этого.
- Ну, как на счёт свадьбы? – угрожающе спросил толстый лысеющий мужчина в клетчатом пиджаке, засаленные рукава он закатывал до локтя, обнажая расплывшиеся татуировки. Его взгляд придавливал Эрхарта, к горлу которого всё ещё не приставили нож только из вежливости. О да, мистер Кларенс Моран, отец невесты (конечно же, он не имел в виду себя и Натана, когда говорил о свадьбе), был исключительно вежливым человеком, ведь он настойчиво приглашал Натана на обед три недели подряд. Когда у Эрхарта кончились предлоги для отказа, а у мистера Морана иссякло терпение, за неуловимым гостем послали машину, разместили его в багажнике и под конвоем доставили в тёплый семейный круг.
- П-подождите, - пискнул Натан, - В смысле, я подумаю. Можно?
- Просто скажи, ты женишься на мне? – повисла на нём сияющая Клодин, которая предпочитала, чтоб её звали Топси.
«Нет!» - подумал Натан.
- Д-да, - сказал Натан,  встретившись взглядом с её отцом.
Так была пройдена стадия отрицания. Точнее, та стадия, где отрицание ещё что-то решало: благодаря практичному складу ума, Камаэль не видела смысла в другом его применении. Поэтому спустя какое-то время Натан не бегал по номеру гостиницы кругами, не рвал на себе волосы и не повторял «нет-нет-нет-нет, этого не могло случиться, только не со мной, только не опять!». Ну, почти. Но, раз дерево в лесу, упавшее без свидетелей, не издаёт звука, значит и Натан не впадал в бессмысленную истерику.
- Ничего-ничего, дорогой, - тепло улыбаясь сказала миссис Моран и похлопала Эрхарта по сгорбленно спине, - Когда-то я точно так же вышла замуж за Клэнси. Он угрожал мне ружьём, видишь ли.
Это была очаровательная женщина средних лет, и всё в ней – от платья в цветочек до собранных на затылке волос – наводило на мысль, что она печёт изумительные пироги. Пока мистер Моран разбирался с будущим зятем, она сидела в углу и вязала нечто бесформенно-розовое. Натан подивился, что такая приятная леди делает подле самого опасного человека северо-западного побережья.
- Значит, вы понимаете, что всё это ужасная ошибка? Вы поможете мне объясниться с мистером Мораном, мэм? Э-э-э, и с Клодин, конечно.
- Нет-нет, дорогой, - всё так же улыбаясь, (только теперь её улыбка сверкнула металлическим блеском холодного оружия), покачала головой миссис Моран, - Никакой ошибки. Вы будете жить счастливо, если хотите жить долго. Ну-ну, вот увидишь, у вас получится.
Так была пройдена стадия торга, и лот «Натан Эрхарт» отошёл семейству Моран.

Вот как началась эта печальная история, которая не обещала счастливого конца.
Несколько дней прошли в предпраздничной суматохе, потому что Моранам просто не терпелось управиться поскорее, возможно даже, что это как-то было связано со срочной необходимостью покинуть страну. Свадьбу назначили на среду.
Натан большую часть времени проводил в номере гостиницы - добровольно, хотя что-то подсказывало, что особого выбора у него нет. Очень уж настораживали расплодившиеся возле всех входов и выходов стильные и улыбчивые люди, имевшие привычку провожать гостей взглядом и поправлять шляпы дулом пистолета. Поразительно, как быстро развивается паранойя, если твой тесть – глава преступного синдиката.
Дар мужества Камаэль помог бы ей принять этот удар судьбы лицом к лицу. Жаль только, что при включении мужества у неё автоматически отрубалась смекалка. Например, она не спустилась в холл гостиницы, чтобы воспользоваться телефоном и поведать Монти о своём бедственном положении, что уж там говорить о шпильке в замок и простынях из окна.
До свадьбы оставалось двадцать часов.

Прошёл ещё один час, правда настенные часы упрямо утверждали, что успели отсчитать только двадцать минут.
Натан прилежно исполнял роль девы в беде: послонялся по комнате, поглядел в окно, вдумчиво вгляделся в потолок, пообнимал подушку, придумал рецепты сырных кексов и яда-нейролептика – и всё это не переставая хлюпать носом. Ангел всё ещё не мог мыслить позитивно или хотя бы адекватно, зато приступы паранойи отступили с авансцены: они спрятались в суфлёрской будке на перекур, весело болтая о прошлых попытках Натана не попасть под венец. И, если бы Эрхарт слушал их внимательно, он бы вспомнил некоторые приёмы из тех, что им с Монти доводилось использовать в предыдущие разы. Например, однажды согласно плану Натан должен был прикинуться мёртвым*. В другой раз ради разнообразия он честно сказал «нет» перед алтарём – к сожалению (или к счастью?), дальше его воспоминания о том дне были как в тумане.
Но, вместо неспешной прогулки по своему внутреннему саду граблей с целью отыскать там Жизненный Опыт, (на счёт которого за две тысячи лет должны были набежать приличные проценты), Эрхарт выбрал путь наименьшего сопротивления: он решил, что ему необходимо покурить. В самом деле, насколько он мог помнить, в этой телесной оболочке он ещё ни разу не прибегал к таким радикальным мерам. Идея-паразит, стремительным нейтрино пробивающая все ментальные преграды, быстро завладела его сознанием, которое в свою очередь сузилось до размеров зрачка или тлеющего огонька на кончике сигареты...
...Эрхарт ничуть не удивился, обнаружив себя в ванной комнате (прямо по коридору, жёлтая дверь направо), опёршимся на кафельную стену, где в зеркале отразилось его рассеянное выражение и сигарета, успевшая догореть до фильтра. Похоже, по пути он стрельнул её у кого-то из охранников. От всей гаммы чувств, появившейся при этой мысли на лице Натана, даже зеркало пришло в замешательство и решило, что ему нужен отпуск. А оно всё-таки было старым, с трещиной по нижнему краю, оно повидало множество откровенных жизненных сцен и часто жалело, что умывальник нельзя наполнить попкорном.
Натан решил во что бы то ни стало проделать обратный путь до комнаты незамеченным. Он высунул голову из-за двери и счёл коридор достаточно безопасным. Но едва Эрхарт выскользнул из укрытия, как энтропия хохотнула над своей новой шуткой и отправила его прямиком в объятья четырёх щебечущих и сверкающих подружек Клодин-Топси, взявшихся словно из ниоткуда. Их двусложные имена тоже заканчивались на «и», а длина волос, ногтей и каблуков стремилась к бесконечности. Объятия, поцелуи, поздравления, щипки – всё это закружилось вокруг с настойчивостью средней песчаной бури. Натан обворожительно улыбнулся, собрал мужество в кулак и рванул с места как ошпаренный, вызвав у девичьей стайки очередной приступ смеха. Ему захотелось с головой спрятаться под одеяло.
Возле двери его номера прогуливался некий мужчина, и только это заставило Эрхарта сбавить скорость и не протаранить стену.
- Добрый день, - поздоровался Натан, как ему показалось, вполне непринуждённо обходя незнакомца по широкому радиусу, - Мы встречались раньше? На первом этаже, не так ли? Кажется, вас зовут Оскар.
Охранник кивнул с вариацией на тему знаменитой ухмылки Анаконды. Его собственный портрет можно было нарисовать в стиле кубического реализма.
Натан юркнул в комнату, однако что-то помешало ему закрыть за собой дверь. В замешательстве он поглядел вниз - на носок ботинка, вклинившийся между дверью и косяком, и затем выше – на взгляд, настолько тяжёлый, что, кажется, не очень-то нуждавшийся в дополнительной помощи по удержанию дверей открытыми.
- Это я должен быть на твоём месте, Мистер Совершенство, – глухо прорычал Оскар.
Неожиданно Натан расхохотался.
- Вот и я так думаю!
Не успели они оба удивиться такой реакции, как дверь прищемила охраннику большинство выступающих частей и ударила по менее выдающимся, а потом вовсе захлопнулась, подпираемая лопатками Эрхарта. Очень недружелюбная дверь, если подумать.
В горле скребло неприятное ощущение сардонического смеха и табачного дыма, а ещё от всего этого щипало глаза. Натан всхлипнул. Но тут же услышал металлический звук, донёсшийся с улицы и попавший точно в нужную жалобную тональность, будто претендент на место в церковном хоре. Чтобы не издало звук, оно находилось гораздо ближе к окну, чем земля, и не переставало приближаться, в лучших традициях фильмов ужасов сопровождая своё продвижение едва различимым царапаньем. Кто-то явно осаждал Натана снаружи, но вооружиться ангелу было нечем. Не то что в старые-добрые времена, когда в любой комнате, где его запирали, без труда отыскивались рыцарские латы, меч и чучело медведя, чтобы достойно встретить врага, собственную смерть или агента по продаже недвижимости.
Над подоконником показалась необычайно взъерошенная, но легко узнаваемая светловолосая макушка, и у Эрхарта сердце подскочило к горлу и сжало его в объятиях.
- Монти!!!
Натан хотел броситься к другу и помешать своей суетливой помощью… но он не сделал этого, с ужасом представив, в каком состоянии его увидит Монти: волосы растрёпаны, на рубашке и лице следы помады нескольких оттенков, а запах табачного дыма уживается с духами Шрапнель №5. По всему выходило, что Натан чрезвычайно интересно проводит время.
Эрхарт трусливо остался на прежнем месте. Но потребность защищать подняла голову, расправила плечи и наконец взяла своё.
- Ты не должен быть здесь, это опасно! Скорее, я смогу задержать их, но ненадолго, где-то лет на тридцать, до биологической смерти, времени должно хватить, чтобы ты добраться до дальнего края Вселенной! Это очень опасные люди! Передвигайся на попутках, иначе они найдут тебя!
Это не было пораженческое настроение в стиле брось-меня-иди-один – это включился автоматический (для ситуаций с превосходящим числом противника) режим самопожертвования «брось меня – я, конечно, перебью их всех ценой собственной жизни, но кто-то же должен рассказать миру о нашей победе». Иногда даже в бытовых вопросах с Камаэль было очень сложно.

* Нельзя сказать, чтобы план совсем провалился: враждующие кланы помирились, а по мотивам той истории была написана душераздирающая пьеса «Ромеро и Джузеппе», так что, не считая того, что Натан переборщил с натуралистичностью сцены смерти и всерьёз умер, всё закончилось хорошо.