Ах, как был прав ее личный астролог Падло Жлоба, настоятельно рекомендовавший посвятить сегодняшний день любви. К самой себе. Репетиций  не планировалось, так что все складывалось удачно для любовных утех. Решено, она будет весь день, не покладая рук и кошелька,  себя баловать всеми доступными способами.
  Любить себя начала с самого утра, посетив лучший в городе салон красоты "Нехертити",  где ее любовь охотно разделили труженики вечной красоты, конечно, не бесплатно. Оттуда, вдосталь облюбленная тамошним персоналом, Иветт отправилась в известный ресторан "Грёзы желудка", где даже позволила себе одно пирожное "Забей на талию".

Затем продолжительная прогулка по скверу, чтение "Висперширского вестника", в котором чего только не писали - от сплетен по поводу того, чем смазывает свои густые брови мэр города и каким феном их просушивает до интервью с истеричной активисткой общества по защите маньяков от собственных жертв; а из зоопарка, оказывается, сбежал половозрелый орангутан, очевидно, в жарких поисках такой же зрелой обезьяньей половины. Директор зоопарка слезно молил женскую часть населения не пугаться если повстречают его, дескать самец вполне безобидный, его незамысловатые чаяния ничем не отличаются от желаний человеческих мужских особей.
 
День, наполненный самолюбовью, устало клонился к вечеру. Осталось последнее, чем регулярно баловала себя Иветт, тщательно следящая за своим здоровьем и физической формой. Занятия бредитацией. Летом, вот именно в такие тихие вечера Иветт шла к мосту по совету наставников, и там, сидя на перилах, вслушивалась в звуки природы и бредитировала. Перила были вполне устойчивы, а Иветт обладала прекрасной координацией и таким-же слухом. Место она выбирала почти безлюдное, чтобы никто не мешал, удобно устраивалась и замирала, чуть раскинув тонкие руки в стороны и подставляя лицо вечернему солнцу.
  И сейчас, на исходе такого прекрасного дня ее тоже здесь любили, притом абсолютно даром - легкий ветер, ласково перебирающий тонкий светлый шелк ее блузки, мягкий вечерний свет, тихо падающий на ее лицо с закрытыми глазами, а внизу переливчато журчала речная чистая вода. Иветт охотно принимала эти природные дары и подношения ее молодости и красоте.
 
И вдруг густой, тяжелый запах просто упал на нее, прогнав насмерть перепуганный чистый воздух. А потом оглушил бессмысленный низкий короткий рев. Так истошно вонять  и плотоядно  голосить могло только вконец обезумевшее животное. Орангутан, в ужасе поняла прима театра "Зеркальная маска".  Господи, да это животное сейчас начнет приставать. Ей не вынести волосатых обезьяних объятий. Иветт содрогнулась и потеряла равновесие. Резко взмахнув руками, машинально пытаясь ухватиться хоть за какую-то опору, она вцепилась во что-то лохматое. Почему-то вспомнился их театральный осветитель Мудакян, у которого периодически что-то падало из осветительных приборов и на каждый случай  у него было свое яркое выражение. Сколько Иветт ни прислушивалась, она ни разу не замечала повторов. И вот пара емких слов сейчас пришлись очень кстати, когда, перевалившись через перила, зажав в руке что-то косматое и явно обезьянье, она начала падать вниз, захватив с собой все отлюбленное за сегодня, а заодно  и самца орангутана.

Иветт даже успела в очередной раз похвалить себя за поддержание отличной физической формы. И по счастью одежда была  не слишком обременительна для внезапного прыжка с трамплина и резкого заплыва - тонкая блузка и легкая юбка совершенно не стесняли движений. Вода была ощутимо прохладной, но терпеть можно. А вот чего она совершенно не желала терпеть, так это мерзкого орангутана, который почему-то, как она заметила при падении был одет в человеческую одежду. Теперь, когда она быстро освоилась в воде, можно было исследовать окружающее пространство на предмет других опасностей, главной из которых ей представлялся тот (тут снова  вспомнилось словечко из бездонных запасников Мудакяна), про которого она только поняла, что он в одежде и частично в шерсти, за которую она ухватилась.
   
А вот и он, вынырнул и зовет свою милую. У Иветт дрогнуло впечатлительное сердце. Жалобно-то как, вот любовь так любовь, жаль что их ведущий театральный герой-любовник не видит и не слышит этого бала трагедийных переживаний. Вот где половодье чувств, вот в чьей груди бушуют страсти. Жестьхир отдыхает, пока герой-утопленник в неизбывном отчаянии молотит по воде руками и вновь уходит на глубину. Куда там Мутелло с его уставшим от постоянно удушения на сцене, взглядом. Самозванец-орангутан был прекрасен в своем страдании, она готова была рукоплескать, но вместо этого ей пришлось совершенно не артистично завизжать, потому что неожиданно чьи-то руки ее нагло облапили под водой. А потом перед глазами Иветт появилась перекошенное от страдания лицо ныряльщика-за-милой.

- Где она? Ты видела её? Моя бутылка! Моя бутылочка! - Иветт по своей природе была не злоблива и отходчива. Когда дело не касалось обманутых артистических, а заодно и женских ожиданий. Этот недоорангутан смертельно тосковал и оплакивал не свою возлюбленную, а утопленную бутылку! Это было грубым нарушением всех жанров! Иветт сильно хлопнула ладонью по воде, подняв фонтан брызг. А ну иди сюда, обезьян-самородок, она тебе преподаст пару уроков театрального мастерства. Прима в гневе начала озираться, но на поверхности водной глади наступило подозрительное затишье. Он что, решил с горя утопиться, вот прямо под ее ногами? Ну нет, на такой не эффектный финал она была не согласна. И, глотнув побольше воздуха, она нырнула следом за самодеятельным артистом, успевшим за столь короткий промежуток времени немало - до смерти напугать, заставить ее до нитки вымокнуть,   бесцеремонно облапать, а главное - разочаровать. Каждое из этих преступлений требовало наказания.
   
Иветт всегда была настойчива и целеустремленна. Оказавшись в воде,  она чуть покружила и вскоре разглядела размытый силуэт. Она подплыла поближе и совершенно не церемонясь, крепко обхватила его рукой за шею, в то время как другой делала ровные сильные гребки, поднимаясь на поверхность. Она его спасет, она его вытащит, она его заставит дышать, она сделает все для того, чтобы вон на том уютном  песчаном берегу она, прима театра "Зеркальная маска" могла  спокойно и с удовольствием его ... убить.

Отредактировано Yvette Thierry (22.06.13 03:23:59)

Может быть она его обнимала локтем за шею слишком горячо, Иветт была готова это признать и даже простить его интимный укус. Пока прима  волокла спасенную жертву бутылочной любви на поверхность, ею вдруг овладело полное благодушие и довольство. А причиной этому было ее живое воображение и хорошая память, которая услужливо тасовала перед ней яркие картинки - одна прекраснее другой.
   Пытки. Разные виды, о которых ей когда-либо приходилось слышать или читать. И странное дело - раньше они вызывали у нее содрогание и ужас, но сейчас, когда она тащила на себе этого почти утопленника - трогательное умиление. Впрочем, по некотором размышлении она несколько поостыла. Ну в самом деле - где ей сейчас отыскать котел с кипящим маслом? Наверняка на берегу ни одного не найти.
  С большой досадой пришлось отложить эту заманчивую идею. Что там еще? Дыба, испанский сапог, объятия какой-то девы - сплошные механизмы, на дороге просто так не валяются. Ну что за город, ничего полезного не сыщешь когда нужно. Мэрии еще есть над чем подумать. Ладно, оставим отсутствие таких нужных приспособлений на совести городского хозяйства. Придется обходиться подручными средствами. Все сама, все сама...
  Обезглавливание тоже не подходит ибо нечем да и быстро как-то, слишком уж по доброму. А душа Иветт требовала мщения. Конечно, можно было бы на костре сжечь с ритуальными плясками, но даже этой малости она не могла себе позволить. То есть с плясками-то все было отлично, но со спичками - беда.
  И ведь даже завалящейся лошаденки не наблюдалось на берегу. Она точно помнила, что можно было куда-то привязать приговоренного и что-то там лошадь должна была с ним сделать.
  Захоронить заживо, так лопаты нет! Иветт чуть не застонала от досады. Ну что за несправедливость. Решишь один раз в жизни кого-то казнить или предать пыткам и никаких условий! Нет, не будет она больше за этого мэра голосовать.
  И тут неудачливый утопленник заговорил, ожил! Одежка ему понравилась! Мокрый тонкий, прилипший к телу шелк. Только что по милой бутылке убивался-топился, а теперь его интересует, разумеется, не фасон, а то, что теперь эта самая блузка совершенно не скрывает в силу своей мокрости.
  Ах, скажите пожалуйста, закат красивый, мысли романтические ... Вдруг Иветт пришла в голову любопытная идея, во всяком случае, можно попробовать. Она медленно откинула намокшую тяжелую прядь, проследив чтобы она точнехонько задела  по лицу мечтательного сластолюбца и ответила, чуть нараспев и добавив в голос легкое придыхание.
- Закат сегодня на редкость волнующий. А мысли ... - и не договорив,  Иветт медленно провела по губам кончиком языка.
- Меня зовут Иветт и я предлагаю продолжить наше сказочное знакомство  вон на том берегу, поросшим  высокой травой, где я и расскажу вам о моих тренировках поподробнее.... Генри.

Отредактировано Yvette Thierry (23.06.13 09:07:21)

Интересно устроены некоторые мужчины. Их внутренний  двигатель жизненного сгорания заводится всего лишь от одного аккуратного движения девичьего языка, да и то только кончика. Подумаешь, облизала губы, так может просто мокрые, вот и сняла лишние капельки. Примерно так удивлялась Иветта, рассматривая несущийся к берегу бурный живой фонтан брызг. Она, конечно, старалась сделать это поизящнее, но на такой эффект совершенно не рассчитывала. И это после падения в холодную воду, после отчаянных и безнадежных поисков своей милой бутылки, после утопленничества, наконец. Иветт  невольно зауважала мужчину, внутренний и основной  двигатель которого начинал работать с язычкового пол-оборота. Ей даже на минутку его  стало жалко, но  она тут же одернула себя - он ее уронил? Уронил!  Испугал? Испугал! Намочил? Намочил! Вечер самовлюбленного дня испортил? Несомненно! Значит, на абордаж! В ее глазах взвился черный флаг с веселым Роджером и ее чувство мщения, наряженное в пиратские одежды размахивало огромным кривым ножом.
   
- Ты хорошо подумала, милая? - зевнув и полируя ногти, поинтересовалась Иветт старшая - разумность которой имя. - Отстань, дура. - рыкнул на нее пират-отмщение.
   
- Ах, вы так любезны, Генри, я всегда так боюсь промочить ноги, выходя из воды, - ворковала прима, очень медленно выбираясь из реки. Иногда даже чуть замирая, чтобы он мог по достоинству оценить ее телосложение - природный дар вкупе с физическим совершенствованием. Руками она все же обхватила плечи, будто пытаясь согреться, а на самом деле, справедливо рассудив, что не стоит сразу столько соблазнительных мест предъявлять. А то мотор перегорит. К тому же в запасе были еще прекрасные круглые коленки, сейчас прикрытые мокрой юбкой. Держи свои педали, Генри. Иветт- старшая разумная фыркнула и хлопнула дверью.
 
Иветт стояла на пиджаке и с нее стекали струйки воды. Очень даже красиво, надо заметить, стекали. Подняла глаза, ставшие вдруг очень большими и беспомощными. Для настоящей актрисы это сущие пустяки. Вот попробуйте с надоевшим до смерти артистом страсть изобразить в тысячный раз - вот это да. А глаза, что глаза - взмахнуть ресницами, да влаги побольше, хотя куда уж больше.
- Генри, что же нам делать? Тут так холодно. И скоро будет темнеть. Ах, как было бы прекрасно сейчас обогреться и высушить одежду у костра. И вечер такой дивный, как вы правильно заметили, романтический, - потупилась Иветт, с удовольствием переминаясь с ноги на ногу на брошенном пиджаке.

Иветт была не просто красивой девушкой, хотя сейчас еще и мокрой, она была примой театра "Зеркальная маска". А значит, привыкшей к мужскому вниманию, цветам, аплодисментам и прочим сопутствующим приятным мелочам. И взгляды она  любила - восхищенные и восторженные, до других ей просто не было дела.
   Но эти глаза напротив ...  Они ей казались сейчас двумя мокрыми кусками мыла, которые трудолюбиво скользили по ее телу, не оставляя не намыленным ни один лоскуток ее кожи, а по некоторым местам глаза-работяги прокатились по нескольку раз. Быстро и медленно, по всякому.  Иветт, давно привыкла к мужскому вниманию, принимала его строго отмеренными порциями,  отпивая мелкими глотками милый флирт, иногда позволяя ему  переходить  в легкую стадию любовного опьянения.  Она даже замуж как-то по глупости сходила один раз, но об этом она предпочла быстренько забыть и выбросить, как обувь в которой неосторожно вляпались в ... ну во что обычно вляпываются, в общем.
  Так что опыт имелся и  мужских взглядов она давно не стеснялась. И ханжой не была, вовсе даже наоборот - простые радости жизни любила и регулярно себе позволяла. Но это был не просто мужской похотливый взгляд. Это была квинтэссенция  распутства, порочности и блуда. Срам да и только! И с молчаливым интересом начала разглядывать человекообразного самца - знатока брачных игрищ, улыбка которого обещала столь многообразные варианты совместного обогрева, а хрипловатые нотки в его голосе так бесстыже и сально ей подмигивали, что Иветт порозовела. От неожиданного любопытства, впрочем, разбавленного изрядной толикой недоверия. Врет, наверное. Все силы, поди, на обещания потратил. Знавала она таких - пышные цветы, изысканное вино, дорогие конфеты и на этом все вкусности заканчивались, все остальное было столь пресно и безыскусно, что она ограничилась бы сладким и алкоголем, во всяком случае, было бы что вспомнить.
  Проводив взглядом собирателя хвороста, Иветт осмотрела себя и должна была признать, что блузка давно уже ничего не скрывала и вообще скоро второй акт и пора менять сценический костюм. Она подняла из-под ног пиджак, отжала его, встряхнула. Прилично велик ей будет - прекрасно. Быстро стянула мокрый кусок шелка и одела оттоптанный пиджак, не забыв застегнуть его на все пуговицы, которые начинались у нее где-то на уровне живота. В целом получилось неплохо - она вполне могла свободно в нем двигаться так, что он начинал сползать то с одного голого плеча, то с другого. Острый вырез заканчивался значительно ниже кусочка ажурного предмета туалета, который кроме хозяйки может видеть только очень близкий телу мужчина или, на худой конец, муж. Вспомнив как выглядит смущение, Иветт решительно нанесла его вместо грима на лицо. А кончики пальцев, трогательно торчащие из рукавов пиджака начали волнующе мять ненужную пока блузку.
- О звезда моя морская, ждёшь ли ты меня? - призывный стон раздался со стороны леса.
- А как же, - поелозив еще раз в широком одеянии, ответила Иветт. -Ждет тебя твоя звезда в пиджаке.

Хворост. Зажигалка. В принципе она предполагала, для чего служит первое и что делать со вторым. Но чтобы она, Иветт Тьерри, прима театра "Зеркальная маска" вечером, на затерянном  берегу совершенно мокрой реки что-то там разжигала ... Она некоторое время разглядывала наглеца, который устроился  на облепленном мхом камне, как в королевской ложе и, развалясь, приготовился наблюдать. За ней. Шикарный мерзавец, восхитилась Иветт. И тут же мило улыбнулась, как ядовитая кобра. Ну во всяком случае, в ее представлении они именно так должны улыбаться. Отлично, занавес!
    Сначала, медленно переступая босыми ногами по траве (туфли остались где-то на дне реки, видимо из солидарности с той самой милкой), Иветт, поводя поочередно оголявшимися плечами подошла к единственному зрителю и вложила ему в руки свою влажную блузку.
- Посторожи, - томно выдохнула девушка и вернулась на сцену. Сначала она сделала круг вокруг кучи хвороста хорошо выверенным танцевальным шагом. Остановилась и словно в задумчивости провела пальцем по губам, чуть наклонилась, ровно настолько чтобы мужчине было кое-что видно, но с изрядной долей недоговоренности и вытащила одну хворостину. Изящно чиркнула зажигалкой, но гореть та не собиралась, дрянь такая. И только раза с пятого появился неверный огонек, которому Иветт уже больше удивилась, чем обрадовалась. Поднесла конец хворостины к маленькому кусочку пламени, дождалась слабой струйки дымка от тлеющего кончика и поняла, что делает что-то не так. Занятие начало ее увлекать. Ей вдруг стало самой интересно - сумеет ли она разжечь кучу этих палок, возле которых валяется обладатель бесстыжих глаз. Она стала думать. Хворост толстый, не поджигается. Значит, все просто - нужно выбрать сучки потоньше. Иветт с неожиданным азартом, начала копошиться в принесенном хворосте, старательно выбирая и отламывая самые тонкие веточки, время от времени откидывая и сдувая пряди волос, так некстати начавшие лезть в лицо.
   Она сделала шаг назад и полюбовалась - аккуратная кучка хворостинок напоминала уютный могильный холмик. Чего-то не хватало. Иветт сделала несколько шагов и стала выискивать сухие листики и траву, при этом она часто наклонялась, охотно приседала, пару раз вставала на четвереньки, увлеченная игрой в прятки с сухостоем. Иногда она нараспев ласково приговаривала.
- Раз, два, три, четыре, пять, мы собрались поиграть, ты иди ко мне, дружок, в мой умелый кулачок! - и вскоре у нее в руках была охапка засохшей растительности. Прима подошла к холмику и старательно измельчив найденышей, красиво его обсыпала. Причем  часть листиков  ветром задуло ей в декольте и там стало нестерпимо что-то колоться и чесаться. Ей совершенно не хотелось отвлекаться от захватывающего занятия и она только иногда изображала странные телодвижения, от которых потрясенный пиджак выделывал на ее плечах элементы  пляски святого Витта.
  Наконец, она отошла на пару шагов и полюбовалась творением своих рук - трехслойный хворостной торт. Внутри - начинка из мелких веточек, приправленная травяной обсыпкой и сверху пышный хворост. Иветт взяла зажигалку. Вдруг ей попался на глаза мужчина, о котором к тому моменту она уже совершенно позабыла. Иветт приложила палец к губам и сказала.
- Т-ссссссс, - и просунув ладонь, поднесла зажигалку к внутренней части. А через минуту она торжествовала! Огонь весело занялся  и захватывая все новые ветки, любопытными языками выглядывал наружу. А вокруг него уже восторженно танцевала прима Иветт Тьерри, необычайно счастливая тем, что она все сумела и вообще молодец. Насмерть перепуганный  пиджак неистово метался по ее плечам, судорожно пытаясь сбежать, но Иветт не было до него никакого дела. Она переключалась с одного танца на другой - элементы танго, ламбады, фламенко - ей стало нестерпимо жарко. Вдруг остановившись напротив Генри, она шумно вздохнула.
- Вина бы ...

Отредактировано Yvette Thierry (27.06.13 21:19:39)

- Да я про вино просто для удовольствия вспомнила, - ответила Иветт, не отводя торжествующего взгляда от веселых языков пламени - творения рук своих. - Потому что у меня традиция - день успешной премьеры отмечать прекрасным шампанским.
  Иветт повернула счастливое лицо к мужчине и кивнула в сторону яркого костра.
- А сегодня я сумела разжечь огонь. Сама!  Своего рода премьера. Кстати, с моста прыгала в первый раз, в чужой пиджак на голое тело - тоже. И первый раз встречаю вечер на берегу реки. У меня никогда не было столько оглушительных премьер сразу! - рассмеялась Иветт, - А шампанское ... действительно, где его сейчас взять?
    Затем вняв томной просьбе своего спутника, она вдохнула воздух.
- Пахнет, сыростью, река же рядом. - Тут Иветт запоздало прислушалась к другим ощущениям - мужские ладони ловко скользили по пиджаку и по всему, что находилось по ним. А еще Генри  заглядывал ей в глаза и спрашивал о любви. Поговорить предлагал.
  Удивительные создания эти мужчины. У них врожденная способность ко многим разным наречиям.  Речь его трепетная,  как со сцены, отпетый герой-любовник да и только - звезды, опьяняющий воздух, поговорим о высокой любви ... И чем демонстративнее выше карабкаются слова, тем отчетливее ниже опускаются крадущиеся мужские ладони, охотно ощупывая места, до которых высокой любви вовсе нет дела. И вот как понять  - ему того или другого? Или есть очередность? Она все же была актрисой, поэтому подойти к решению возникшего затруднения решила творчески.
    Она резко прижалась всем пиджаком к мужчине, не забыв пристроить вплотную также свои прекрасные колени и выдохнула протяжный полувсхлип-полустон, оттенив его чувственной хрипотцой. Затем быстренько отодвинулась и поинтересовлась.
- Ты про такую любовь или  вон про ту? - Иветт ткнула пальцем в сторону неба, откуда выглядывали нахальные звезды. - Хотя судя по ловкости твоих шаловливых рук, на первую ты вполне любовеспособен. Или я ошибаюсь? - вдруг озадачилась прима. Затем взглянула прямо в нахальные мужские глаза.
- А вот насчет той, что  витает где-то в облаках и про которую все знают, но  никто  толком не видел, то тут без шампанского точно не обойтись! - Иветт чуть подвигала плечами и повернулась к Генри спиной.
- Посмотри, наверное, там где-то травинка, щекочет сильно.

Иветт была очень довольна собой - ее арсенал женских игрищ заметно пополнился новыми видами вооружения - трогательное собирание веточек с затяжными приседаниями, изящным вставанием на четвереньки, задумчивыми наклонами и чувственным ощупыванием травы ей раньше никогда не доводилось практиковать. Мысленно она взяла это на заметку.  Очень неплохо удалась многообещающая пляска широкого  пиджака на почти голом теле. Иветт мысленно загибала пальцы, стараясь запомнить приобретенный ценный опыт. Ну в самом деле, лежание в красивых гробах с бледным челом и катящейся прощальной слезой почему-то не всякому мужчине повышает некоторую активность в определенных местах,  капризным любовникам совсем не хочется ощупывать атласную обивку домовины, перебирая пальцами рюши и сладострастно вздыхая при этом. Прима даже досадливо вздохнула, но, опомнившись, постаралась перевести это в призывное легкое постанывание.
   Иветт тянула эротическую паузу, внимательно прислушиваясь к вконец обнаглевшим мужским рукам и беспорядочным словесным глупостям про  любовь, как в пьесах. Ох, помоги Жельпомена! Да ей эти приторные страдания на сцене надоели, как прилипшая ириска к зубам. И всякие цветы и звезды ей вовсе не обязательно разглядывать, вдруг начала раздражаться прима. Нет бы сразу признаться, что ее коленки такие гладкие и так хочется их просто облапить. Во всяком случае честно, а у нее и помимо коленок есть весьма себе достойные места, привлекательные для мужских глаз и рук. Так нет, давай на звезды сначала пялиться и воздух сырой нюхать.
   Ну ничего, ее план  жестокой мести подкрался к своему апогею. Она вон и ветку крупную приготовила, положив рядом наизготовку. Сейчас вот руки его нагреются до самого высокого градуса мужской жадности и вот тогда ... Пусть только травинку еще достанет, а то щекочет, зараза, а от процесса избиения ничего не должно отвлекать.
-Ничего страшного, это даже не травинка. Всего лишь тарантул или что-то вроде. Замёрз, бедняжка. - Кажется она сначала тоненько икнула от ужаса. Обладая прекрасным творческим воображением, Иветт сразу его увидела. Огромный, черный, обязательно обросший мохнатой шерстью. Он прилепился к ее беззащитной спине, растопырив огромное количество лап и щупальцев. Что-то шевелилось, что-то извивалось. А еще он скалился и лязгал клыками. И разинул отвратительную пасть, из которой стекала плотоядная ядовитая слюна ...
  Остальное Иветт уже не смогла представить, потому что  обморок сжалился над ней и нежно обняв приму, стал мягко опускать ее на землю рядом с заготовленной бойцовой палкой

Отредактировано Yvette Thierry (11.07.13 12:06:49)

Иветт всегда интересовало - кто первый пустил слух о том, что в последние минуты жизни быстро и бесплатно прокручивается многосерийное кино "Твоя жизнь - смотри и сдохни". Ведь  единственный зритель, он же и последний,   уже не может поделиться впечатлениями - рассказать о бездарной игре актеров и неумелой постановке трюков. Все это для нее оставалось непонятным.
   Но сейчас она сидела на лучшем месте в кинотеатре "Обморок" и с интересом наблюдала за разворачивающимся сюжетом фильма "Твой день - обмоченный пень". И все-таки она хороша везде - и в парикмахерской, и в массажном кабинете, да и в ресторане весьма недурна. Будучи единственным и заинтересованным зрителем, Иветт, не стесняясь, придирчиво разглядывала свою фигуру. В целом осталась довольна, только, пожалуй, еще поворот головы отработать и прядь откидывать легче и чуть медленнее. И вот он, тот момент, когда у зрителей замирает сердце, а музыка на фоне кадров многообещающим тревожным набатом мешает даже моргнуть, чтобы не пропустить самое ужасное и интересное. Вот прима сидит на перилах моста, красиво раскинув руки в стороны и подняв лицо уходящему солнцу. Прекрасный кадр, замечательная поза. А вот мужская тень подкачала - совершенно никакой зловещей вкрадчивости. Расхлябанный силуэт нетрезвой походкой подошел со спины и разинул рот над самым ухом замершей девушки. Одно осталось непонятным для Иветт - зачем она вцепилась ему в волосы как родному? И потащила с собой вниз явно упирающегося мужчину? Впрочем, победила трезвость и правильный образ жизни. Нет, у нее, конечно, в последнее время наметился некий пробел в личной жизни, но не до такой же степени, чтобы хватать все, что подвернется под руку.
   И тут кресло под ней резко качнулось и подпрыгнуло. А потом ее, приму театра "Зеркальная маска" стали трясти как придверный запущенный коврик. Мотнув в очередной раз головой, она открыла глаза, сразу увидев того, который подвернулся. Впрочем, его образ быстро затуманился другим - жутким ядовитым чудовищем, облюбовавшем ее несчастную спину. И судя, по тому, как активно ее тряс мужчина, покидать насиженное местечко не собирался. Иветт подумала, что можно было бы еще раз отдаться обмороку и снова посмотреть кино, но кажется, халява кончилась. И теперь место спасительного обморока нагло заняла мерзкая паника.
   И тогда Иветт,  отчаянно вцепившись в мужские плечи,  жарко зашептала, с мольбой заглядывая ему в глаза.
- Сними, сними с меня!

Отредактировано Yvette Thierry (20.07.13 10:01:11)

Вечерняя прохлада окончательно привела Иветт в чувство. Она коснулась кончиками пальцев висков и чуть потерла их, слегка морщась и пытаясь, наконец, выстроить мысли-воспоминания в стройный последовательный ряд. Утренняя ежедневная гимнастика, посещение самых приятных и милых женскому сердцу заведений. Это она помнит. Прогулка по зеленому скверу, чтение последних новостей "Висперширского вестника". Тоже помнит. Мост, отработка координации на перилах. Нападение орангутана. Вот, отсюда все и началось. Дальше воспоминания запрыгали как блохи  при виде дуста. Холодная вода, речной заплыв, орангутан стал человеком, костер, пиджак, бойцовая палка, паук.
    Сознание и память полностью вернулись к приме. Этому способствовал весьма резкий запах, кажется, нашатыря. Иветт несколько озадачилась - положенной в таких случаях ватки в руках мужчины не было, а удушающий аромат был! В носу противно защекотало, отчего приме пришлось по-кошачьи чихнуть, фыркнуть и сразу сообразить - так благоухало  дыхание мужчины! Нечто похожее  случалось у их театрального осветителя Мудакяна, как правило, на следующий день после  зарплаты. Она все окончательно вспомнила и сообразила - у Генри же пропала милая, бутылочка, из-за которой он был готов утопиться. Похоже, он весьма неразборчив в связях с ними, тянет в рот что попало, а она в его пиджаке стояла, господи... Иветт, стараясь выглядеть не слишком невежливой отступила к костру, протянув руки, будто пытаясь согреться. Понятно теперь куда делся паук, несчастный неосторожно вдохнул и просто сдох. Иветт, всегда с симпатией относившаяся к животным, если только они не сидели у нее на спине и не орали на мосту в ухо, понадеялась, что кончина членистоного была быстрой и не слишком мучительной.
   Тот минимум одежды, который на ней остался, уже ничуть не смущал приму, потому что, судя по стойкому характерному аромату, исходившему от Генри, его такие женские откровенности не смущали уже давно. Или милая бутылочка или ... Иветт жалостливо покосилась в сторону пиджака и устыдилась. А она его еще палкой хотела, болезного. У него может из радостей только та милая и осталась, и на мосту орал, наверное, от горя, заметив девушку и пытаясь что-то вспомнить. Иветт чуть было не всхлипнула. Но сдержалась, а потом подняла свою, еще влажную блузку, хорошенько отряхнула и натянула, попутно думая о том, что нужно наконец, выбираться отсюда, да, наверное, стоит проводить его домой, а то вдруг хулиганы. Она-то справится, а вот он ... Бедолага.
- Генри, - осторожно, как с маленьким, заговорила Иветт, - Может, домой, баиньки? Вот по бережку пойдем в сторону города и дойдем потихоньку. Будешь хорошо себя вести - куплю тебе новую милую бутылочку.

Отредактировано Yvette Thierry (05.08.13 06:19:48)